Вчера я была на чёрно-белой вечерине в Очень Красивом Платье (надеюсь, что будут фото), а потом мы поехали ко мне домой и до шести часов утра что-то делали. И ещё что-то делали. И спали. Через три часа у меня соревнования, первые соревнования по линди хопу, самый лучший партнёр на свете и юбка, которая красиво делает шух-шух. Хочу жить в общине линдихоперов.
Придумала такой способ, чтобы не страдать, что я не роковая красотка (и никогда ей не буду, прямо скажем): каждый раз, когда я готовлюсь начать танцевать, — а линди хоп танцуют примерно вот так — представляю, что я Фрэнки Мэннинг. Или просто любой старый чернокожий. Очень помогает!
Вчера я смотрела "Стиляг" дома у моего партнёра по танцам, Димы (я ещё как-нибудь расскажу про него, он очень клёвый), а потом ходила танцевать, и было круто! А потом мы решили, что будем участвовать в соревнованиях, для себя, попробовать. Так что 24 февраля, в воскресенье, можно прийти вот сюда и за нас поболеть – мы будем танцевать линди хоп в категории Debutants. А пока мой план-максимум на эту неделю – не прогулять ни одного семинара (ух!!), доперечитать "Божественную комедию" и записаться в РГБМ. Вы как?
Меня сегодня фотографировала Марина kgimv, и вот одна фотография уже есть. На ней можно увидеть, например, какую я сегодня делала причёску в стиле сороковых, убила полчаса. Посмотреть!
Чтобы моя жизнь и отношения с семьёй (с теми её представителями, с которыми мы вместе живём) не превращалась в хаос, учитывая, что я хочу танцевать и не вылететь из университета, то есть устаю как безумная, нужно по максимуму выбросить из головы лишнее: надеяться не на память, а на ежедневник, и довести до автоматизма обязательные неинтересные дела вроде уборки, пополнения проездного на метро и ведения счетов.
Вот здесь вы всё ещё можете рассказать мне, о чём вы хотели бы почитать, а то я снова буду писать про платья. В комментариях попросили про книги, и меня сейчас, наверное, поймёт любой, кто когда-нибудь учился на гуманитарной специальности: у меня катастрофически нет времени читать что-то своё, потому что я сейчас одновременно читаю Энеиду, книгу про Энеиду и две книги по специальности. Страдание, страдание, страдание. Так что я расскажу про то, что всё-таки успеваю читать, и про то, что очень хочу, но пока не получается. Маленькое отступление — я ни одним словом не претендую на роль эксперта, более того, о литературе и литературоведении я имею разве что самое общее представление, так что мои мысли можно и нужно поправлять и оспаривать. Ну, вдруг вы не были уверены. В начале декабря у меня было пятнадцать дней каникул, неделю из которых я протанцевала, а ещё неделю провела дома и могла заниматься чем угодно. И я наконец-то прочитала "Ночь нежна" Фицджеральда. Я описываю некоторые подробности сюжета, если не читали и хотите прочитать — be careful!С этой книжкой смешная история: я начинала её пару лет назад, когда мы с мамой ездили во Францию, прочитала больше половины, а потом потеряла и не находила — до этого декабря. В этой книге мне нравится всё: мне очень нравится язык Фицджеральда, нравятся люди и проблемы, которые он описывает. Я верю, что хорошая литература — это всегда в какой-то степени трагедия, а ещё это всегда в какой-то степени не история о конкретных людях и их судьбах, а история о мироздании вообще. И в этом романе всё так, как мне представляется правильным: герои сочетают в себе черты самобытности и "типичности", они, с одной стороны, необычны, с другой — вместе составляют совершенно обычное общество уставших буржуа, в которое вписывается и начинающая, а позже успешная актриса Розмэри, и душевно-больная из богатой семьи Николь, и талантливый американец Дик. С третьей стороны — такую же историю (или общие черты этой истории) можно поместить в другую страну, другое время и другой социальный слой, но суть не изменится. По-моему, это очень круто. Вообще история Дика Драйвера совершенно меня зачаровывает, с какой стороны ни посмотри: талантливый врач, который отошёл от дел и в итоге не реализовал свой талант, человек, который выбирает между любовью и работой, потом между любовью и влюблённостью, потом между долгом и счастьем (я бы скорее сказала, иллюзией счастья). Ещё, мне кажется, фабула романа, заход с введением Розмэри как ээ "ложного" главного героя, потом совершенно идеальная с точки зрения Аристотеля интрига про болезнь Николь — это потрясающе. Всё, я высказался. Потом однокурсница по счастливой случайности одолжила мне сценарий "Шапито-шоу". Я очень люблю этот фильм, мне кажется, это идеальное произведение пост-модерна, головоломка сама в себе, где не поймёшь и половины, если не увидишь отсылки и цитаты. Я не могу сказать, что эту головоломку разгадала, поэтому мне, конечно, было интересно почитать сценарий. И снова некоторые подробности сюжета"Шапито-шоу" это четыре истории: "Любовь", "Дружба", "Уважение" и "Сотрудничество". Все они происходят в одном месте, в Крыму, в посёлке Симеиз, и герои, как говорит один из них, "это одни и те же самые люди, просто ходят туда-сюда". Я не смогу ничего внятного сказать ни про фильм, ни про книгу, но очень советую. У меня есть любимый отрывок.любимый отрывок: "Вера (грустно). Знаешь, в детстве я думала, что когда вырасту – я буду выглядеть как принцесса. И вот я выросла и всё ещё не выгляжу как принцесса. Но мне почему-то кажется, что можно подрасти ещё немного и всё-таки стать принцессой.
Киберстранник откладывает блокнот и начинает копаться в рюкзаке.
Вера. Хотя, в сущности, я понимаю, что однажды стану совсем взрослой и буду выглядеть как моя мать, а то, что происходит сейчас, покажется лучшим временем в моей жизни. Киберстранник. Где душ?" Потом я начинала "Доктора Живаго", но запуталась в сюжете и отложила до той прекрасной поры, когда у меня будет возможность читать внимательно, обстоятельно и попутно зарисовывать в блокноте схемки. И вот теперь я читаю сборник англо-американской прозы в переводе Виктора Голышева под общим названием "Флаг над островом". В одной книге — пять разных авторов, пять разных стилей, я пока закончила второе произведение. Я люблю американскую прозу, и мне было интересно попробовать не только авторов, которые всегда на слуху, вроде Хэмингуэя или того же Фицджеральда, но и менее известных. Нравится! А ещё есть три книги, которые я очень давно хочу прочитать, но никак не срастается: электронной читалки у меня нет (мечтаю, конечно, о Киндле), читать с айПада я не могу, а в бумажном варианте нигде не найду, хотя, признаться честно, ищу не очень усердно, как-то не до этого. Но книги вот какие: "Жареные зелёные помидоры в кафе "Полустанок" Фэнни Флэг, "Летняя книга" Туве Янсон и "Степной волк" Германа Гессе. Первую когда-то давно, лет десять назад, читала моя старшая сестра, и меня завлекло название. Я долго представляла себе, какими могут быть на вкус жареные зелёные помидоры. Недавно выяснила, что, оказывается, в этой книжке ещё и есть однополая пара. Интересно, в общем. "Летнюю книгу" я уже читала, но очень, очень давно, и ничего не помню. Помню только, что её было очень приятно, тепло и увлекательно читать, а именно такие вещи мне нужны зимой. И "Степной волк" — потому что я не читала ничего у Гессе, а очень хочу. "Игру в бисер", мне кажется, я не осилю на ходу, кроме того, мне говорили, что там есть герой, который танцует свинг. Надеюсь, что я хотя бы одну из этих книг найду и всё-таки прочитаю до конца февраля!
А вы что читаете? Что недавно прочитали? Что хотите прочитать?
Я уже упоминала, что смотрю очень приятный британский сериал под названием Land Girls, про девушек, которых отправляли в деревни во время войны, чтобы они работали в тылу и помогали стране. Сюжет у этого сериала достаточно незамысловатый в том смысле, что напоминает какую-нибудь испанскую мелодраму с чужими детьми, внезапными поворотами сюжета и таинственными интригами. Главное достоинство Land Girls, конечно, совершенно не в сюжете и даже не в их одежде (комбинезоны, рабочая форма девушек, прекрасны как рассвет, хоть и не совсем исторически верны). Самое лучшее в этом сериале — причёски. О, эти причёски! На Ютубе очень много обучающих видео про винтажные укладки, и практически все они — об одном и том же. То есть, если уж быть до конца честной, то винтажная причёска, насколько я поняла, это victory rolls. По сути — "колечко" из волос, которое прикрепляется к голове невидимками. Секрет в том, что умея делать разные вариации таких колечек и обладая достаточным воображением, можно придумать тысячу причёсок. Так вот сериал Land Girls всегда умудряется вдохновить меня на подвиги в области причёсок, хотя я, конечно, только делаю маленькие первые шаги в этом удивительном новом мире, и вообще. Посмотрите сами! В общем, сегодня я наконец-то посмотрела вторую серию второго сезона, которая лежала у меня на компьютере целую вечность, и вот к чему это привело., конечно же, прямо во время просмотра стала экспериментировать: Мне кажется, самое прекрасное в таких причёсках (и вообще во всём стиле от сороковых и до шестидесятых как минимум — то, что всё немножко нелепое. Немножко наивное. И при этом совершенно прекрасное! Вот только меня некому фотографировать со всем этим нелепым, наивным и прекрасным, а моя вебка, прямо скажем, не лучший вариант. Это намёк.
Рич Сноудон «Работа с насильниками, совершающими инцест: оправдания, оправдания... Кто насилует собственных детей? Что это за мужчины? «Извращенцы… Психи… Неадекватные мужчины… Психопаты… Монстры». Это сказал один мужчина на улице, и до недавнего времени я бы сказал то же самое, до того, как я вызвался вести психотерапевтическую группу для таких мужчин. Я был готов к встрече с монстрами: с этим бы я справился. Но я был совершенно не подготовлен к тому, кем они оказались на самом деле.
Когда я впервые вошел в комнату для психотерапии, я не мог даже открыть рот, чтобы поздороваться. Я занял свое место в их круге и сел. Когда они начали говорить, то я невольно был поражен тем, что они все были обычными парнями, обыкновенными работающими мужчинами, ничем не примечательными гражданами. Они напоминали мне тех мужчин, среди которых я вырос. У Боба была такая же манера шутить, как и у моего капитана скаутов; Питер казался таким же сдержанным и авторитетным, как и мой священник; Джордж был банкиром, членом пресвитерианской церкви и отличался такой же щепетильной вежливостью, как и мой отец; и наконец, хуже всех был Дейв, к которому я потеплел с самого начала – неожиданно он напомнил мне меня самого.
Я смотрел по очереди на каждого из них, изучал руки, которые сотворили такое, рты, которые сотворили такое, и больше всего на свете тем вечером мне не хотелось, чтобы кто-нибудь из них ко мне прикоснулся. Я не хотел, чтобы мне что-то от них передалось, чтобы они сделали меня таким же, как они сами. Однако еще до конца того вечера, они коснулись меня своей честностью и своим отрицанием, своим сожалением и своими самооправданиями, короче, своей обычностью.
В течение того года, когда я вел эту группу и проводил интервью с заключенными насильниками, я внимательно слушал, как мужчина за мужчиной пытался объяснить, защититься или простить себя. То, что они говорили, казалось мне возмутительным и в тоже время тошнотворным и жалким. Однако все это было до боли знакомо. Каждый вечер понедельника я сидел с этой группой, пытаясь понять, как выполнить эту работу и как что-то изменить, и меня продолжали преследовать трудные вопросы о том, что значит быть мужчиной. И вместе с этими вопросами приходила тоска, с которой я ничего не мог поделать.
Я считал себя «хорошим парнем», который «никогда бы не сделал ничего подобного». Я хотел, чтобы эти мужчины как можно сильнее отличались от меня. В то же самое время, когда я слышал, как они рассказывают о своем детстве и раннем подростковом возрасте, мне было все труднее и труднее отрицать, что у меня с ними много общего. Мы росли, выучив одни и те же вещи о том, что значит быть мужчинами. Мы только практиковали их по-разному и в разной степени. Мы не просили учить нас этим вещам и никогда не хотели этого. Часто их навязывали нам, и зачастую мы, как могли, сопротивлялись этому. Однако обычно этого было недостаточно, и так или иначе, эти уроки маскулинности остались в нас.
читать дальшеНас учили, что у нас есть привилегии по праву рождения, что наша природа – это агрессия, и мы учились брать, но не отдавать. Мы учились получать любовь и выражать ее главным образом с помощью секса. Мы ожидали, что мы женимся на женщине, которая будет ухаживать за нами, как наша мать, но будет подчиняться нам, как наша дочь. И нас научили, что женщины и дети принадлежат мужчинам, и что ничто не мешает нам использовать их труд на нашей выгоды и использовать их тела для нашего удовольствия и злости.
Было страшно слушать то, что говорят насильники, а затем оглядываться на свою собственную жизнь. Я видел, как часто меня привлекала женщина, которая была одухотворенной, спонтанной, заботливой и сильной – но не более сильной чем я. Я искал ту, у которой будет масса замечательных качеств, но которая в то же время не будет ставить под вопрос мое определение наших отношений и не поставит под угрозу мой комфорт, говоря о своих личных потребностях, которая может много предложить, но которой просто управлять, как щенок, для которого ты целый мир, или ребенок. Я должен был также признать, как тяжело продолжать желать, стремиться и наслаждаться отношениями с женщиной, которая в каждом отношении обладает равной силой.
В течение недели между группами я пытался осмыслить мои встречи с этими мужчинами и себя самого, и в результате я обратился к тому, что, как я считал, будет безопасным научным исследованием данной темы. Я смог найти много информации, которая не принесла мне никакого утешения. Я узнал, что 95-99% насильников являются мужчинами, и мне пришлось признать, что инцест – это проблема гендера, мужская проблема, которую мы навязываем женщинам и детям. Мне пришлось признать, что это вовсе не преступление, совершаемое «несколькими больными посторонними людьми», как я думал большую часть своей жизни. Когда я говорил с Люси Берлинер, экспертом по защите прав жертв в больнице Сиэтла, то она рассказала мне, что каждая четвертая девочка хотя бы раз будет изнасилована пока не станет взрослой, а Дэвид Финклехор, автор книги «Дети – жертвы сексуальных преступлений», сказал мне, что то же самое относится к одному из одиннадцати мальчиков. Удивительно, но оба они считали, что это самые заниженные оценки. Оба они говорили, что в 75-80% случаев насильником был тот, кого ребенок знал и часто доверял.
Исследования вернули меня в то же самое место, где по вечерам проходила группа. Мне пришлось начать думать о миллионах мужчин, мужчин из самых разных социальных, экономических и профессиональных групп. Мужчинах, которые являются отцами, дедушками, дядями, братьями, мужьями, любовниками, друзьями и сыновьями. Мне пришлось думать об обычных американских мужчинах.
Сказать, что насильники, совершающие инцест, - это «обычные мужчины», равносильно критическому взгляду на социализацию мужчин и открытию того, что же с ней не так. Однако это также и утверждение, которое мужчины используют в качестве оправдания.
Поскольку растет количество мужчин из среднего класса, которых задерживают как насильников, довольно часто можно услышать, как полицейские, офицеры по досрочному освобождению, адвокаты, судьи и психотерапевты говорят: «Большинство этих мужчин не являются преступниками. Они ранее не совершали преступлений. Они – хорошие мужчины, которые просто допустили ошибку».
Как только они называют мужчину «хорошим», то его насилие перестает быть преступлением. Однако если мужчина не считается «хорошим», то его действия, независимо от его мотивов, будут осуждены по закону. Безработный отец, который ограбил магазин, чтобы накормить детей, осуждается как преступник, в то время как преуспевающий отец, который насиловал свою восьмилетнюю дочь в течение пяти лет, считается «хорошим человеком», который заслуживает еще одного шанса.
Психотерапевты часто сообщают, что насильники, совершающие инцест, не являются угрожающими мужчинами, что они очаровательные люди, и что их действия – это лишь «искаженная любовь» или «неправильно направленные чувства». Я внимательно слушал эти описания и не знал, что о них и думать, пока однажды вечером на группе я не обнаружил, что достаточно немного поскрести их поверхность, чтобы открыть правду о них. Я начал обсуждать вопрос судебных запретов, и тут внезапно я увидел напряжение мышц, скрежет зубов и сжатые кулаки, весь их вид говорил, что им всем маскулинности более чем хватает.
Я, взрослый мужчина, сидел посреди этой озлобленной группы, и мне было страшно. Внутри меня все замерло. Я перестал слышать эхо голосов вокруг меня. Единственное, о чем я мог думать, так это ребенок, который оставался наедине с таким мужчиной. Какой же ужас она должна была испытывать. Эта бездонная ярость, которую она должна была чувствовать, даже если он использовал ее тело вежливо, нежно говоря ей комплименты. Даже если он говорил ей о своих потребностях как попрошайка, она была вынуждена ему повиноваться, или же ее ждала его ярость. Я мог думать только о ребенке, которой пришлось переживать изнасилование в одиночестве, и которой, в отличие от меня, было некуда бежать, у нее не было собственного дома, куда она отправится в десять вечера после завершения группы.
Насильники, совершающие инцест, - это просто мужчины, у которых была власть, чтобы взять то, что им хочется, и которые ею воспользовались. Они мужчины, которые слишком сильно похожи на других мужчин. И они тоже используют этот факт как оправдание в надежде, что это поможет им отделаться небольшим сроком в суде.
Встречаются насильники, которым достает смелости самим сдаться, и бывают такие, которые рассказывают всю правду во время ареста, стараются измениться, даже если это очень больно. Работа с ними очень эффективна, но они встречаются редко.
С самого начала и до конца большинство насильников отрицают то, что они сделали. Дэн: «Да я ничего не сделал. Меня подставили. Чего это из-за такой мелочи раздули не пойми что, я просто ее поцеловал, а они твердят, будто я ее изнасиловал. Разве отцу не положено целовать свою дочь?» Йэль: «Не совершал я никакого инцеста, а каждый, кто это говорит, пусть лучше выйдет со мной один на один и решит это дело по-мужски».
Под давлением некоторые из них согласятся, что возможно, такая мелочь как инцест случилась у них раз или два. Однако они горячо отрицают, что несут за случившееся хоть какую-то ответственность, вместо этого они утверждают, что это они – настоящие жертвы. Хитроумные сказки, которые они изобретают, чтобы поддержать это заявление, куда более сильны, разрушительны и опасны, чем даже самое упрямое отрицание.
Исходя из теории, что лучшая защита – это нападение, они пытаются смягчить наши сердца, рассказывая нам, что они невинные жертвы провоцирующего ребенка или плохой матери. Они считают, что если они представят кого-то другого в качестве монстра, то они останутся хорошими парнями. Те сказки, которые они рассказывают, представляют пугающую версию семьи – Лолита, Злая Ведьма и Санта-Клаус.
Лолита: ребенок как соблазнитель
Лолита – это первое из описаний, которое каждый из них дает своей дочери. Сценарий обычно один и тот же, хотя каждый мужчина добавляет к нему личные подробности. Джэк: «Она вечно разгуливала полуголая, крутила задом, так что мне пришлось с этим что-то сделать». Захари: «Она типичная маленькая Брук Шилдс, так она одевается. Маленькие девочки сейчас растут очень быстро. Они совсем как женщины. Они все этого хотят». Томас: «Она все приходила ко мне, клала на меня свои руки, садилась на колени. Она все хотела, чтобы я был с ней ласковым. Одно привело к другому. Она говорила «нет», когда доходило до секса, но я ей не верил. Потому что, почему тогда она хотела всего остального?». Фрэнк: «Моя дочь – дьявол. И это не метафора. Я имею в виду именно это».
Эти мужчины работают быстрее телевизионных сценаристов и лучше профессиональных порнографов, когда они сочиняют строчку за строчкой об опасных желаниях маленьких девочек и о том, как мужчины постоянно попадают из-за них в беду. Они не просто представляют девочек объектами для секса, но агрессорами, «демоническими нимфетками». Они определяют не только тело ребенка, но и ее душу.
Флоренс Раш в книге «Самый страшный секрет» - показательной истории сексуального насилия над ребенком – показывает, как глубоко укоренилась эта ненависть к девочкам. Она поясняет, как Зигмунд Фрейд основывал свою теорию и практику на Лолите – на лжи, которую он помог укрепить и которой он придал вес.
В своем эссе «Женственность» он писал: «… почти все мои женщины-пациентки говорили мне, что их соблазнил их отец». Однако он не может поверить, что в цивилизованной Венне так много мужчин, которые подвергают своих дочерей сексуальному насилию. Так что вместо этого он решает, что эти женщины, доверившие ему свои самые болезненные секреты, лгут. Однако и это еще не все. Он заявил, что если девочка сообщает об изнасиловании, то она просто открывает свои глубинные сексуальные фантазии, выражает их настоящую природу, и что их выражение означает, что они хотят быть «соблазненными». Ленни и Хэнк выразили ту же мысль другими словами: «Она сама напрашивалась». В нашей культуре это представление настолько распространено и так сильно укоренилось, что не удивительно, что его воспринимают даже девочки, которые начинают винить самих себя в изнасиловании. Неудивительно, что многие из них действительно считают себя Лолитами.
Карлос, приговоренный к трем годам в Атаскадеро, больнице максимально строгого режима для сексуальных преступников, говорит правду о Лолите всем, кто только будет слушать: «Конечно, она соблазняла меня, но это только потому, что я соблазнял ее на соблазнение меня… Я же взрослый. Я несу ответственность». Карлос один раз выступил на шоу Донахью и встретился с Кэти Брейди, пострадавшей от инцеста, которая написала книгу «Дни отца», в которой она рассказывает историю своей жизни. Он сорвался и рыдал навзрыд во время программы. Впервые в жизни он прислушался к своему сердцу, а не к своим защитным механизмам, и только тогда он понял, на какой ужас он обрек свою дочь. Это была правда, рассказанная с точки зрения ребенка и женщины, которая позволила начать психотерапию.
Злая Ведьма: порочная мать
Второе заблуждение, которое используют насильники – это Злая Ведьма, на которой, по их утверждению, женился каждый из них. Даже если мать жертвы имеет инвалидность из-за болезни или травмы, или потому что она подвергалась такому же насилию, как и ребенок, и слишком хорошо усвоила уроки подчинения и отчаяния. Несмотря ни на что насильники называют ее «плохой матерью» или «молчаливым соучастником» - понятия, которые изобретены психотерапевтами, и которые подразумевают тайную враждебность. Насильники доводят эту тему до логического конца, рассказывая сказку, которая точно повторяет Ганзеля и Гретель: добродетельный, искренний отец сдается из-за постоянного давления контролирующей жены и делает со своими детьми что-то ужасное. Злодейками являются женщины – с одной стороны «противоестественная» мачеха, с другой – ее отражение, Злая Ведьма. Каждая женщина, чьи «врожденные» материнские инстинкты «потерпели неудачу» или превратились в «злобу», окружена аурой зла. Ульрих описывает это следующим образом: «Моя жена вечно ворчала на меня и стервозничала. Она не давала мне секса. Однако моя дочь смотрела на меня с открытым ртом. Она помогала мне почувствовать себя мужчиной. Так что я начал ходить к ней за всем». Эван говорит: «Моя жена вечно давила на меня, заставляла все больше и больше времени проводить с детьми. Тем временем она все время готовила и прибиралась и жаловалась, как она устала. Она не уделяла никакого внимания мне или детям. Так что я начал с ними баловаться, и с моей дочерью это было развращение».
«Моя жена заставила меня это сделать, это ее вина», - таково явное или скрытое послание насильников. Это оправдание очень заразно. Как только один мужчина в группе цепляется за него, оно распространяется как эпидемия. В то же время однажды вечером, когда я напомнил Квентину, что он не может пропустить ни одной сессии, если это не экстренная ситуация, он закричал на меня: «Не смей говорить мне, что делать. Никто не может заставить меня сделать то, что я не хочу». Он не мог бы выразить свою мысль более ясно. Ни женщина, ни ребенок не может заставить мужчину совершить сексуальное насилие.
Когда насильники описывают подробные планы, которые они создавали, чтобы сохранить свое насилие в секрете, то они доказывают, что всю ответственность несли именно они, особенно те из них, которые признают, что они не останавливались ни перед чем, чтобы добиться от ребенка покорности и молчания: «Если расскажешь кому-нибудь, то я тебя убью». Или: «Если расскажешь своей матери, то я убью ее».
В то же время мужчины обычно считают, что это матери должны спасать семью от любых проблем, в том числе от инцеста, что они должны защищать дочь от отца, а также защищать отца от самого себя. В результате, и насильники, и психотерапевты очень часто начинают во всем винить мать. Если мать знает, но не говорит из страха, что ей никто не поверит, или потому что она боится отправить единственного кормильца семьи в тюрьму, то ее винят в том, что она не защищает ребенка.
Если она ничего не знает, и потому не может рассказать (а это верно в большинстве случаев), то ее винят в том, что она ни о чем не знала, как будто она не имеет права выпускать дочь из поля зрения, даже если речь идет о ее собственном доме.
Наконец, если она узнает правду и рассказывает, то ее винят в том, что она разрушила семью. Как будто она должна все исправить частным образом, как будто она способна исцелить мужа за один вечер самостоятельно, того самого мужчину, с которым несколько лет упорно бьются профессиональные психотерапевты, когда суд назначает принудительную психотерапию.
Снова и снова, когда я говорю людям о том консультировании, которым я занимаюсь, они выражают отвращение к тому, что сделали эти мужчины, но при этом они злятся на матерей. Такое чувство, что от мужчины нельзя было ожидать большего, но если мать не смогла защитить ребенка, не важно по какой причине, то ее «нельзя простить». Не удивительно, что самая распространенная эмоция таких матерей – всепоглощающее чувство вины. Не удивительно, что многие действительно считают себя Злыми Ведьмами. Некоторые насильники следуют по пятам растущего числа психотерапевтов, которые поддерживают их атаку на матерей. Они жаждут предстать сострадательными и понимающими людьми, поэтому они хотят добиться иллюзии разделенной ответственности и выбирают мягкие слова. Они учатся переводить слово «мать» как «семья» и такие названия книг как «Насильственная семья» становятся семейным лексиконом. Однако когда они говорят «семья», то они имеют в виду «мать». Потому что в нашей культуре мать одна несет ответственность за все, что происходит в доме. Очень мило, если мужчина проявляет интерес или помогает по дому, но все стрелки переведены на нее.
Сандра Батлер, которая написала очень доступную и крайне полезную книгу «Заговор молчания. Травма инцеста», отвечает на эту трусливую ложь очень просто: «Семьи не подвергают детей сексуальному насилию. Это делают мужчины».
Санта-Клаус: щедрый отец
Третье заблуждение, которое применяют насильники – это Санта-Клаус, которым они притворяются. Это мужчина, который дарит детям подарки, дает им все «что они хотят, когда они попросят». Они говорят про себя как про отца из сериала «Папа знает лучше». Стэнли: «Не сказать, чтобы я кому-нибудь причинял вред. Я давал ей ту любовь, в которой, как мне казалось, она нуждается». Ян: «Я пытался научить ее сексу. Я не хотел, чтобы она научилась этому от какого-нибудь грязного мальчишки из трущоб. Я хотел, чтобы у нее это было с кем-то нежным и заботливым».
Глен совершал развратные действия со своими тремя детьми. Он говорит, что он так реагировал на их боль: «Я любил их, но они не были счастливыми детьми. Я хотел им помочь. С моей семилетней дочерью, я видел ее, я любил ее, и я брал ее на руки, чтобы обнять. Вместо этого я клал мой пенис ей между ног. С моим четырнадцатилетним сыном все началось с поглаживаний и пошло дальше. В конце концов, у него начался со мой страстный и серьезный роман. Но вы не думайте, что я пидор или педофил как таковой. Я просто не знал, как иначе показать ему свою любовь». «Почему вы не подвергали насилию старшего сына?» «Он был совсем другим человеком. Он был успешным и независимым. Он не нуждался во мне так сильно».
Эрик, который считает самого себя поэтом и «мыслящим, мягким и заботливым» человеком, сказал мне: «Моей падчерице было 14 лет, и она не так уж хорошо справлялась. Оценки у нее были нормальные, но у нее не было друзей, так что она была в депрессии и очень одинокой. Ее мать работала в ночную смену в больнице, так что ее не было рядом, чтобы помочь. Однажды ночью я проснулся и услышал, как Лора плачет рядом с нагревателем, так что я пошел туда, обнял ее, держал ее, говорил с ней. Прежде чем пойти в кровать она сказала: «Папа, ты будешь обнимать меня каждый раз, когда я захочу пообниматься?» Я сказал: «Ладно». Потом мы становились все ближе и ближе, и дело дошло до секса». Он продолжал так же «утешать» падчерицу, даже когда он занимался с ней сексом, после чего она начала думать о самоубийстве и «нуждалась в моих объятиях еще больше, чем раньше». Некоторые мужчины приподнимают маску Санта-Клауса и обнаруживают реальную динамику инцеста с ужасающей, но честной самоуверенностью. Алан: «Тело моего ребенка такое же мое, как и ее собственное». Майк: «Я выбираю детей, потому что с ними безопаснее, вот и все. Они тебе не будут перечить, как женщина». Род: «Она моя девочка, так что это дает мне право делать с ней все, что я захочу. Так что не суйте свой нос не в свое дело; моя семья – это мои дела».
Эти отцы признают, что они могли делать то, что они сделали, только потому, что они могли заставить своих детей подчиняться и могли приказать им молчать. Они не использовали ничего помимо той власти, которая есть у любого обычного отца.
В то же время именно эту власть отрицает большинство мужчин, когда их ловят и осуждают. Когда им предъявляют обвинения, то они внезапно начинают описывать себя как неспособных ничего контролировать, включая свои собственные действия. Ксавьер: «Я не знал, что я делаю. Не понимаю, как это со мной случилось». Уолт: «Он просила меня об этом, я просто делал то, что она говорит. Я не мог сказать ей «нет». Оуэн: «Я влюбился в свою дочь. Я имею в виду, действительно влюбился в нее. Я не мог остановить себя». Они утверждают, что они стали беспомощными жертвами манипуляций Лолиты. Как только она их завела, они оказались в ее власти и не могут больше нести ответственность. Когда мужчина рассуждает таким образом, то не имеет значения, что его дочь говорит или не говорит, делает или не делает; ей достаточно быть девочкой с телом девочки, и она уже становится коварной соблазнительницей. Она – «естественное искушение» для его «естественных импульсов», что делает его абсолютно беспомощным. Так что нельзя ожидать, что он сможет сопротивляться. Он считает себя настоящим героем, если он не поддался соблазну, и просто обычным парнем, если он «сдался».
Пока эти мужчины отрицают свою собственную власть и ту власть, которая есть у мужчин, как у группы, пока они отрицают ответственность мужчин, то ничего не изменится. Они отрицают, что они могли бы реагировать на стресс иначе, не совершая насилия: «Мой босс все время критиковал меня. Моего сына задержала полиция за угон машин. Моя жена начала избегать меня. Я пытался справиться со всем этим самостоятельно. Никто обо мне не заботился. И тут рядом оказалась моя дочь». Они отрицают, что они могли измениться, несмотря на свою социализацию: «Мое воспитание заставило меня это сделать. Я раб своего воспитания». Или: «Я болен… Я зло… У меня полный кавардак в жизни… Я ничего не могу с этим поделать, так что мне ничего не надо с этим делать, оставьте меня в покое».
Они отрицают, что отцы могут научиться заботиться о детях, вместо того, чтобы требовать этого от них, в том числе заставлять своих дочерей обслуживать их как маленькие матери: «Я думал, что дети должны как по волшебству исцелить все мои душевные раны. Поцеловать меня, чтобы все стало лучше».
Мужчины в моей группе снова и снова говорили мне, что они устали считать себя преступниками и все время говорить о насилии. Они говорили, что просто хотели бы, чтобы их семьи снова жили вместе, «как и остальные семьи», и вернуться к роли «нормальных отцов, как и другие мужчины». Если бы это было так просто. Но учитывая рост этих мужчин, это невозможно. Они сталкиваются с той же проблемой, с которой сталкиваюсь и я – осознание того, что недостаточно быть «нормальным мужчиной», никому из нас этого не достаточно. Норм сказал мне: «Первый шаг в том, чтобы сказать: «Да, я это сделал. У меня проблема». Но это только первый шаг. Второй шаг в том, чтобы начать разрывать себя на части и строить заново». «Как сильно нужно разрывать себя?» «Полностью. Это нужно сделать до самого основания. В каждой щели и отверстии что-то спрятано – и это нужно достать на свет. Все до самых мелочей. Ничего нельзя оставить внутри. Нельзя сказать: «Ну, это моя сексуальная часть, мне нужно работать только с этим». Ничего не выйдет. Всего человека надо подрать на мелкие кусочки и собрать по кусочкам заново. У меня оказалась внутри огромная яма. Эта пустота раньше была заполнена чем-то, что мне нравилось. Но мне нравится то, что я кладу туда сейчас. Я нахожу что-то свежее, чтобы положить туда».
Ламонд объясняет, когда мы сидим у его окна и смотрим сквозь решетку: «Мы все знали, что то, что мы делаем плохо, но у нас были сказки, которые мы рассказывали сами себе, так что мы продолжали это делать».
Лолита, Злая Ведьма и Санта-Клаус – вот эти сказки. Но это не те сказки, которые мужчины читают своим дочерям и сыновьям на ночь, чтобы помочь им заснуть. Они заставили своих детей прожить эти истории в реальной жизни. И это истории бесконечного ужаса.
Когда мы были мальчиками, у нас не было власти, чтобы прекратить ложь и насилие, но теперь мы стали мужчинами, и у нас есть эта власть. У нас есть власть говорить правду. У нас есть власть встать рядом с мальчиками и помочь им защитить свою заботливость. У нас есть власть перестать быть «обычными парнями» и стать кое-кем получше – мужчинами, рядом с которыми дети и женщины находятся в безопасности.
Уже который раз за последние несколько дней открываю окошко "Новая запись" и замираю перед ним, как сомнамбула. Можно я про шмоточки? С тех пор, как начала ходить на танцы и понемножку увлекаться винтажем, остро ощущаю, что у меня слишком мало платьев! И вообще всего, честно говоря, потому что все мои прекрасные юбки сидят на бёдрах, а это меня ужасно раздражает. Пока спасаюсь сочетанием "юбка-свитер-ремень на талии", заказала с modcloth.com две Очень Красивых Юбки и жду-жду-жду посылку. Но на самом-то деле проблема не в нехватке шмоток, а в том, что у меня, как у всех девочек, нечего надеть и некуда складывать. Пытаюсь с этим разобраться, но получается не очень удачно, потому что я много танцую, пытаюсь учиться и никак не могу перестать тратить время на бесполезное, вроде чтения блогов по три часа или сериалов. Недавно, например, увиделв в ленте очень крутое ЖЖ-сообщество про стиль и все дела, но чтобы разобраться, надо сесть и потратить какое-то время! А я живу с постоянным ощущением, что времени нет.
Кстати, раз уж я всё равно про шмотки, расскажите, что бы вы купили прямо сейчас, если бы были деньги/возможность/что-то ещё?
Моё1. Wiggle dress какого-нибудь сочного цвета, например, бордового или вишнёвого: ($49.99 на etsy)
2. Платье-рубашка в стиле пятидесятых с пышной юбкой: ($62 на etsy)
3.Beaded cardigan нейтрального цвета, например, бежевого, кремового или серого: ($50 на etsy)
4. Рубашка без рукавов (это так называется, да??): ($10 на etsy)
5. Какая-нибудь интересная блузка, лучше с коротким рукавом: ($34 на etsy)
6. Pendleton suit какого-нибудь дурацкого цвета с юбкой-карандашом: ($51 на etsy)
7. Джинсы в стиле сороковых-пятидесятых, широкие и с пуговицами по бокам: (£55 на Freddies of Pinewood)
Мне кажется, со всем подобного рода списками и советами есть такая штука: все на самом деле говорят одно и то же, просто разными словами, и фишка только в том, что одни слова услышат одни люди, а другие — другие. Возможно, кто-нибудь услышит именно мои.
1. Чаще говорить "спасибо" и "пожалуйста". Это просто приятно. А ещё — делать окружающим комплименты.
2. Реже делать замечания. Туда же — давать советы, которых у вас не просят.
3. Купить очень красивую чашку и пить из неё, особенно если делаешь что-нибудь неприятное.
4. Быть честнее с собой: не делать то, что не нужно и не хочется, если кажется, что должен (кому?!), и признавать, когда нужно, даже если не хочется.
5. Быть честнее с людьми: не обещать, если не сделаешь, и не говорить, если не чувствуешь.
За полтора месяца этой зимы я побегала раза четыре, если не меньше. И это не из-за лени! Просто практически всю зиму я пребываю в состоянии лёгкой простуды, которая после пробежки на улице скорее всего превратится во вполне обычную простуду, уже с температурой и сидением дома, так что я не рискую. Просто решила пожаловаться. На этой неделе: я прыгала на танцах и страдала, что я толстая; мне сказали, что у меня фигура, как у Мерлин Монро (это не совсем правда, но как же приятно!); мне сказали, что я хорошо смотрюсь в кадре (и я тут же решила, что могла бы работать на ТВ); я потянула всю правую ногу, от лодыжки до ягодицы, но не унываю; я впервые за четыре месяца подумала, что мне нравится место, где я учусь; я решила, что надо ещё больше танцевать, и с февраля пойду на буги-вуги; я узнала, что могу говорить "Нафаня" совсем как домовёнок Кузя. И вообще. Некоторое время назад я ощущала себя одиноким волком-одиночкой в одиноком мире одиночества, но это, славабогу, совершенно не так. Вокруг меня много прекрасных людей, у меня есть много прекрасных возможностей и занятий, а уж сколько в мире прекрасных юбок и книг! Не переносить, не перечитать. Всё будет хорошо.
Кстати, друзья, я пока прощупываю почву – а нет ли у меня в читателях кого-нибудь из Киева, кто был бы рад вписать меня и мою подругу на три ночи в мае? Ну, вдруг!
Я неожиданно и во многом по собственной вине оказалась без обоих близких людей: и Кати, и Киры. Кажется, надолго или навсегда. Пока не знаю, что делать, так что усиленно стараюсь делать вид, что всё в порядке, и не ныть в социальных сетях, потому что, ну, правда – сама виновата. Какой-то кромешный пиздец. Совсем не хочу об этом поговорить.
План таков: фотографироваться на вебку (смотри ниже), танцевать, не вылететь из вуза, заставлять всех моих друзей меня обнимать. По возможности не спиться.
И ещё немного про линди хопМне вчера дали очень меткий совет. Даже два. Один конкретный, а второй абстрактный. Первый дал чувак из продолжающей группы. Он сказал, что я ведусь в свинг-ауте не спиной, а грудью. И правда! Второй дала моя подруга Маша, которая see the sea (надеюсь, она не против, что я каждый раз даю ссылку на её дневник). Она сказала: "Маша, жизнь – как хороший партнёр в танце: нужно уметь вестись. Иногда она крутит тебя, и надо крутиться, чтобы не сбиться с шага, иногда неожиданно подпрыгивает – и надо подпрыгивать вместе с ней, если не хочешь, чтобы потом болели рёбра, а сейчас она просто делает тактёрн, которого ты не ожидала, и тебе нужно вернуться обратно в ритм." По-моему, это очень хороший совет.
Вот мне, например, восемнадцать лет. Я проживу в самом лучшем случае ещё лет 80, если быть совсем честной, то меньше. Те, кто старше, меньше, и мужчины тоже. Солнце, благодаря которому существует наша планета, существует чуть меньше пяти миллиардов лет. Всего такие звёзды обычно проживают около десяти. За пять миллиардов лет успеют умереть мои дальние правнуки, и никто не то что не будет помнить моё имя – самая идея моего существования не будет тревожить ничьи умы. Сначала умру я. Потом мои потомки. Потом даже наши захоронения воссоединятся с землёй. Пройдёт много-много лет, и Солнце погаснет, и жизнь на Земле перестанет существовать. Возможно, появится какая-нибудь новая жизнь где-то очень далеко и нескоро. Мы про неё, конечно же, ничего никогда не узнаем. Это я к чему: представьте, что наша Земля – огурец. Так вот наше человечество, как общность, это плесень на его попке (простите). Когда-нибудь заплесневеет и распадётся весь огурец, потом разрушится коробочка, затем полки, затем стенки, и даже нержавеющее тело холодильника превратится в прах. Всё исчезает. Деньги, яхты, пароходы, неудачные свидания, заваленные экзамены – исчезает всё. Я не хочу делать никакого глобального вывода, но вы помните об этом, пожалуйста, и, возможно, вам – как и мне – станет от этой мысли хоть чуточку спокойнее. Всё проходит. Пройдёт и это. Пройдём и мы.
Вернулась вчера из рождественского танцевального лагеря под Тулой после недели танцев, смеха и алкоголя. Хочу ещё! Надела все платья, порвала все колготки, пропила все деньги и протёрла танцевальные тапочки так, что теперь в них слишком скользко танцевать, в общем, отлично провела время. Кажется, уехала туда одна Маша, а приехала другая, потому что я позабыла все слова, а слова, если уж по-честному, это единственное, что у меня есть, зато теперь у меня есть ритм. Ритм это тоже круто. Ночью мне сложно заснуть из-за ритма, и это очень приятное ощущение, а в одну из ночей в лагере у меня перед глазами появлялись ноги, танцевавшие линди хоп с трипл стэпами, как только я эти самые глаза закрывала. Думаю, что танцы – это как миндальное мороженое: чем больше пробуешь, тем больше хочется. Вот, например, вчера я танцевала до семи утра, потом к семи вечера приехала в Москву и проспала до двух часов сегодня, а через два часа снова еду танцевать! How cool is that и всё такое.
Я сдавала тромбоциты в ФНКЦ им. Рогачёва, если что. Плюсы сдачи крови: - кормят очень, очень, очень вкусными печеньками; - бесплатный вай-фай; - милая медсестра очень уверенным голосомговорит "Не бойся, я с тобой!".
Минусы сдачи крови: - сидеть полтора часа даже с интернетом скучновато, хотя просто кровь вроде как быстрее сдавать, чем тромбоциты; - рука лежит на маленьком пакетике с кровью, который тёплый и достаточно мерзкий на ощупь.
А если серьёзно, то давайте все сдавать кровь! Это несложно и приятно. А ещё потом говорят спасибо, а кто не любит, когда ему говорят спасибо!
Итак, несколько фактов обо мне. 1) Я очень боюсь знакомиться с людьми, которые мне нравятся; 2) Люди, которые танцуют линди хоп, нравятся мне по определению; 3) Мне понадобилось две вечеринки, на которых я за три часа потанцевала не больше семи раз, чтобы перестать стесняться и начать самой приглашать партнёров. Вчера танцевала весь вечер!
Надо запомнить вот что: мне спокойно хватает времени и на учёбу, и на танцы. А вот на учёбу, танцы и бесконечное бессмысленное просиживание задницы в интернете – не хватает. Делай выводы, Маша!
самоанализ про линди хоп, можно проматыватьСходила сегодня на линди-вечеринку, впервые в жизни. Ужасно круто! Меня даже звали танцевать! Даже не один раз! Делаю всякие выводы. Во-первых, моя основная проблема с линди хопом заключается в том, что я "сильная независимая женщина". Если партнёр куда-нибудь меня тянет, толкает или вообще как-нибудь ведёт, то я не иду/тянусь/ведусь за ним по инерции, а сопротивляюсь и спокойненько танцую что-нибудь своё. А он, мол, пусть сам там себе танцует. Во-вторых, я ужасно страдаю за всех партнёров, которые со мной танцуют, потому что прямо чувствую, что он хочет меня куда-то утанцевать, но я не утанцовываюсь, потому что плохо понимаю, куда! Невероятно фрустрирует, честно говоря. В-третьих, нужно учиться отключать голову, потому что у меня с этим катастрофически плохо. То есть, если я не понимаю, как мне считать, то я сбиваюсь. Точка. Вообще, конечно, опыт очень крутой, хочу ещё, хочу больше, хочу танцевать, танцевать, танцевать. You know.
В лицее на год старше меня училась девочка по имени Аня. Мы с Аней вместе ходили в походы, жили в одной палатке, она плела венки из цветов и как-то раз надела на руки носки, которые никак не хотели сохнуть, и устроила театр носков. Потом мы с ней как-то одновременно влюбились и много об этом говорили. Потом она поступила, кажется, на клинического психолога. Однажды мы с ней столкнулись на главной лестнице, и я отдала ей книжку стихов своего брата, о которой перед этим, видимо, много ей рассказывала. Прежде чем вложить эту книжку ей в руки, я нашла там стихотворение, которое начиналось строчками "Пей свой мохито, Аня, не ссорься с Богом, // Ты твой песок и сама выбираешь русло", и прочитала его вслух, прямо на той лестнице. Сегодня так получилось, что мы с моим однокурсником ехали вместе в метро, и это были самые неловкие полчаса за сегодняшний день, потому что я сначала не знала, что рассказать, а потом начала говорить о том, как моя концепция добра не позволяет мне сидеть в метро, сбилась и стала искать какую-то нормальную тему для разговора, всю оставшуюся поездку мучительно осознавая, что большинству людей, скорее всего, неинтересно то, что я хочу сказать, и это совершенно естественно. Из этого ужасающе длинного предложения мне есть сказать две вещи: во-первых, вечером я пришла домой, и эта поездка в метро с одногруппником позволила мне сказать маме, что "сегодня я общалась с людьми". Во-вторых, раньше я бы не стала стесняться, и, скорее всего, говорила бы без остановки. Возможно, начала бы очень громко читать стихотворение. Куда что девается...У меня на самом деле много ещё мыслей по этому поводу, но я и так добрые пятнадцать минут занимаюсь ментальной мастурбацией вместо того, чтобы писать реферат по философии, и вообще мучительно осознаю, что вам всё это тоже неинтересно. Ох, прекрасная жизнь, прекрасная жизнь! Розочку, которая растёт у меня на столе, решила назвать Аней.
Половина четвёртого, я написала десять страниц эссе по истории и получила подтверждение оплаты от Рождественского Лагеря Свинга, и теперь, пожалуй, пойду спать. Спать – это хорошо. а это мы с Машей see the sea смешные и красивые